– «Крик Вильгельма» – все, что у него осталось, – со вздохом произносит Шевонн. – Пытался устроиться музыкальным обозревателем в несколько еженедельников, но никто не хочет его брать. Даже в качестве внештатника.
– Почему-то не удивлен, – отвечаю я. – Представляешь, какие будут дополнительные расходы? Придется платить юристу, чтобы внимательно читал все статьи РТ перед публикацией. Видишь ли, это тот случай, когда репутация бежит впереди человека.
– В конце концов Руперт плюнул на все и принялся искать любую работу. Какую угодно. Знаешь, чем он сейчас занимается?
– Чем?
– Руперта взяли в клининговую компанию ночным уборщиком, – отвечает Шевонн. – Работает с воскресенья до четверга, с одиннадцати вечера до семи утра. Отправляют то в одно место, то в другое. Нужно наводить порядок в банках, в магазинах, в офисах. Руперту очень повезло, что подвернулась эта вакансия. Сотрудница, работавшая на его месте, неожиданно ушла в декрет.
– Ну что ж, надо же с чего-то начинать. Первая работа редко бывает завидной.
– Мне его так жалко, – сообщает Шевонн. – Кое-как приползает домой в восемь утра. Усталый, измученный, на ногах не стоит, чистящим средством воняет. Сразу падает в кровать и спит, как убитый, до трех-четырех часов дня. А когда просыпается, весь оставшийся день ничего не делает – только ест и смотрит клипы в Интернете. Из дому выходить отказывается, общаться ни с кем не желает. Если честно, я уже волнуюсь.
– Допустим, но от меня-то ты чего хочешь? – спрашиваю я. – Не могу же я и дальше тащить на себе «Крик Вильгельма». По-хорошему, журнал давно пора было закрыть, и РТ про нашу плачевную ситуацию прекрасно известно. Много лет ему твердил, что пора подумать над планом Б, но толку никакого. А как насчет музыки? Неужели РТ даже сочинять бросил?
– Уже больше двух недель не брался, – сообщает Шевонн. – А когда прошу что-нибудь сыграть, каждый раз отвечает, что произведение еще не готово.
– Мне он раньше тоже так говорил, – произношу я. – А потом просто перестал спрашивать.
– По-моему, Руперта беспокоит, что он никогда не сможет написать ничего стоящего, – делится своими соображениями Шевонн. – Сколько бы ни переписывал, сколько бы ни исправлял, никак не может угнаться за запредельными стандартами, которые сам для себя выставил.
– Любимое занятие РТ – сочинять разгромные, сочащиеся ядом статьи про музыкантов, которые не соответствуют его очень ограниченным представлениям о крутости, – соглашаюсь я. – Ничего удивительного, что РТ совсем не улыбается стать мишенью для кого-то вроде него самого. А если ни одной рецензии, даже уничижительной, не появится – еще хуже. Значит, его просто не заметили. Ну, а если вдруг РТ добьется успеха – дело вообще труба. Получится, что отныне он продажный конформист. В общем, куда ни кинь, всюду клин.
– А мне-то что делать? – возмущается Шевонн. – Ты его давно знаешь, посоветуй хоть что-нибудь!
– Извини, Шевонн, – отвечаю я. – Но я слишком долго разгребал эту конкретную разновидность дерьма. Все, с меня хватит. РТ-менеджмент – слишком тяжелый труд.
– Ты же его лучший друг! – восклицает Шевонн. – Ты не можешь просто взять и бросить его в трудную минуту!
– РТ – взрослый мальчик, Шевонн. Если и на этот раз выручить его из переделки, он так никогда и не повзрослеет. Сейчас РТ совершенно такой же, каким был в тринадцать. За шестнадцать лет ничегошеньки не поменялось. Правда, одно время мне казалось, что малыш наконец-то начал взрослеть. Особенно когда вы обручились.
– Мне предложили другую работу, – вдруг сообщает Шевонн. – Раньше на каникулах преподавала английский в Японии и Корее, а теперь компания, на которую я работала, снова предлагает сотрудничество. Но на этот раз придется уехать на целый год. Не знаю, что делать. Откровенно говоря, лишние деньги пригодились бы.
– Уже обсудила вопрос с РТ?
– Нет.
– Все равно когда-нибудь придется, так почему бы не сейчас?
Шевонн с досадой всплескивает руками:
– Как у тебя все просто! Тебе вообще есть дело до кого-нибудь, кроме себя? – С тяжелым вздохом она трет руками глаза. – Извини! Иногда сама не знаю, что несу. Слова будто сами собой изо рта выскакивают. Биполярное расстройство, наверное.
– Ничего страшного, – ободряюще произношу я. – Шевонн, сколько тебе лет? Двадцать?
– Вообще-то двадцать два, – отвечает она. – А теперь, наверное, произнесешь занудную назидательную речь о том, что я все пойму, когда стану старой пердуньей вроде тебя. Ой. Еще раз извини.
– Конечно, надеялся, что старым пердуном меня начнут называть несколько позже, но ничего, переживу. А теперь отвечу на твой вопрос. Нет, для меня все совсем не так просто, как тебе кажется. И судьба друзей мне, представь себе, небезразлична. Я, как и они, совершаю множество ошибок, в основном идиотских. Но если жизнь меня чему-то и научила, так это видеть разницу между теми случаями, когда действительно могу чем-то помочь, и теми, где от моей поддержки никакой пользы. К сожалению, ваша с РТ ситуация из разряда последних. У меня нет волшебной палочки, которая может превратить РТ в успешного музыканта или музыкального журналиста. Или наделить Тео актерским талантом. Или вернуть Костасу потерянные миллиарды. Только переступлю порог редакции, РТ тут же кинется на меня с чучелом хорька, оглушит и запрет в подвале. Да он меня разукрасит так, что мать родная не узнает, и никаких советов слушать не станет!
– А если бы ты мог с ним поговорить? Что бы тогда сказал?
– Понятия не имею, – пожимаю плечами я. – С РТ все сложно. Он считает, что весь мир должен в восторге пасть к ногам такого музыкального гения, как он, но другие люди упорно не желают этого признавать и даже притворяться из вежливости не намерены. РТ терпеть не может идти на компромисс. Вообще-то я тоже, и в этом мы друг друга понимаем. Вот только я вижу, где грань между упорством и социопатической сдвинутостью, а он – не всегда.